В посвящении своего перевода С. принцу П. Г. Ольденбургскому М. пишет, что перевести С. он решил еще во время учебы в лицее,
233
первонач. отрывки перевода, по его словам, были представлены им «на публичное испытание воспитанников (лицея. — Л. Д.) в 1841 году». Завершенный перевод он издал в 1850, напечатав его в ж. «Москвитянин» (в том же году оттиск этой журн. публикации вышел отд. изд.). Ко времени окончания перевода С. и его первой публикации относится работа М. над его известными стихотв. драмами «Царская невеста» (1849) и «Псковитянка» (1849—59). В «Псковитянке» в двух случаях можно видеть непосредств. влияние С.: «Прискучил мне твой свычай и обычай» (ср. С.: «...забывъ... красныя Глѣбовны свычая и обычая»); «у наших соколён / И путы золотые» (ср. С.: «...опуташа въ путины желѣзны»).
В примеч. к переводу М. дает ему краткую характеристику: считая С. «сродственным» нар. сказкам и песням, он пришел к мысли «уложить» С. «в народный сказочный размер», стремился «передать стародавнюю народную речь современной народной речью». Перевод М. имитирует стих рус. нар. песен. Как поэт М. славился виртуозностью своего стиха, и в переводе С. стихотв. мастерство М. проявилось в полной мере, что обусловило и высокую оценку перевода современниками, и его большую популярность у читателей. Однако нар. стих не соответствует ни характеру, ни стилю С., особенно заметно это проявляется в лексике перевода, в обилии псевдонар. оборотов (аль, али, коли, втапоры; ох, ты гой еси; не токмо, ребята, зарезывал и т. д.). М. часто употребляет сдвоенные слова (путь-дорога; поле-степь; свет-зорька; девица-красавица; стоном-стонет; шумит-звенит; судил-рядил и т. п.), уменьшит.-ласкат. формы (былинушка, соловушка, пирушка, солнышко и др.), причастия с рус. суфф. -юч (поминаючи, перебегаючи, призываючи, кидаючи, пожираючи, снаряжаючи, избиваючи и т. д.). Надо отметить, что М. в своем переводе в целом близок к оригиналу и собств. смысловых добавлений у него почти нет, но стилистич. добавления псевдонар. духа искажают характер С. Весьма показательно в этом отношении уже самое начало перевода: «Аль затягивать, ребята, на старинный лад / Песню слезную о полку князя Игоря, / Князя Игоря Святславича! / А и песню нам затягивать / Про недавнюю былинушку — / Не по замыслу Боянову. / Коли вещему Бояну прилучалося / Про кого-нибудь песню складывать, / Растекался мыслию он по лесу, / Мчался серым волком по полю / И сизым орлом под облаком, / Про былые про усобицы / Песни прежних лет нам памятны: / Втапоры на стадо лебедей / Напускали десять соколов...». В тех же случаях, когда М. остается близок к лексике и строю оригинала, его перевод точен и поэтичен. Примером этого является плач Ярославны; ср. также описание побега Игоря: «Игорь молвил: „Ох, Донец-река, / И тебе не мало ведь величия: / Ты волнами князя убаюкивал, / Стлал ему траву зеленую / По серебряному берегу / И под тенью дерева зеленого / Одевал его мглами теплыми: / На воде стерег его — гоголем, / На струях стерег — чайками, / На ветру стерег — чернедьми. / А Стугна-река не таковская / И бежит струей не доброю...“». В ряде случаев М. сохраняет в переводе ритмику оригинала: «Кони ржут за Сулою, / Звенит слава в Киеве, / Трубы трубят в Новгороде, / А в Путивле знамена стоят». Обилие псевдонар. лексики наряду с сохранением лексики оригинала С., сочетание «народно-сказочного размера» с ритмикой первоисточника придают переводу М. эклектичность. Необходимо,
234
однако, сказать, что мн. исследователи весьма высоко оценивали перевод М. С. К. Шамбинаго, напр., писал: «Переложение Мея принадлежит к числу наиболее удачных» (Художественные переложения... С. 216).
М. сопроводил свой перевод примеч. Они заслуживают внимания только как интересные догадки переводчика. Слово «спала» во фразе «Спала князю умь похоти...», по мнению М., однокоренное со словом «пыл» и значит «пылкость». Смысл фразы, по его определению, такой: «пылкость овладела умом князя, и жаль ему, что знамение препятствует искусити Дону великого»; «пороси» — «туманы, поднимающиеся поутру из росы»; «шерешир» — шерешпер: «эта рыба принадлежит к роду карповых и делает над водою огромные скачки, „стреляет по воде“, как выражаются рыбаки. Певец Игоря, любящий сравнения, мог уподобить сыновей Глеба шерешперам»; «Слова подлинника „Тъй клюками подпръся окони“, — пишет М., — по моему мнению, указывают на способ освобождения Всеслава: ему подали ходули „клюки“, и он выпрыгнул из окна» (см. Клюка). «Хоть» М. производит от глагола «хотеть» — «желать» и переводит как «желанная». «До куръ Тьмутороканя» — тмутараканские курени. Во фразе «сего бо нынѣ сташа стязи Рюриковы, а друзіи Давидовы, нъ рози нося имъ хоботы пашутъ...» слова «рози нося» М. предлагает читать «розино ся», «розино» — «розно» (см. Рог). Весь отрывок он переводит: «Знамена его в раздел пошли, / И теперь хвостами порознь развеваются: / Те у Рюрика, другие взял Давид» (в наст. время общепризнанна конъектура — «нъ розно ся»).
Перевод М. печатался отдельно, в составе его соч., в антологич. сб-ках С., но не столь часто, как перевод Н. В. Гербеля и, тем более, как перевод А. Н. Майкова, хотя именно эти три перевода явились принципиально важным этапом в поэтич. жизни С. в XIX в.
Соч.: «Слово о полку Игореве...» // Москв. 1850. № 22. Нояб. Кн. 2. Отд. 1. С. 97—126 (отд. отт.: М., 1850) (то же: Слово о полку Игореве, сына Святъславля, внука Ольгова. СПб., 1856 (это изд. бывает часто сброшюровано вместе с изд.: Мей Л. Стихотворения. СПб., 1857); Слово — 1938. С. 141—157; Стихотворения. Л., 1951. С. 206—238. (Б-ка поэта. Мал. сер. 2-е изд.) и др. изд. соч.); Плач Ярославны // Слово — 1985. С. 346—347 (то же: Слово — 1990. С. 273—274).
Лит.: Бдч. 1851. Т. 105, № 1. Отд. 4. С. 41—43; Совр. 1857. № 12. С. 58; ОЗ. 1858. Т. 147. Отд. 4. С. 34; Шамбинаго С. К. Художественные переложения «Слова» // Слово — 1934. С. 215—216; Скосырев П. Художественные переводы и переложения «Слова о полку Игореве» // Слово — 1938. С. 61—62; Стеллецкий В. И. «Слово о полку Игореве» в художественных переводах и переложениях // Слово — 1961. С. 286—287.
КЛЭ; Булахов. Энциклопедия.
Л. А. Дмитриев
Смотреть больше слов в «Энциклопедии "Слова о полку Игореве"»
известный поэт. Род. 13 февр. 1822 г. в Москве; сын обрусевшего немца-офицера, раненного под Бородином и рано умершего; мать поэта была русская. Семья ... смотреть
Мей Лев Александрович [13(25).2.1822, Москва, ‒ 16(28).5.1862, Петербург], русский поэт. Сын обедневшего дворянина. В 1841 окончил Царскосельский лицей... смотреть
Мей Лев Александрович — известный поэт. Род. 13 февр. 1822 г. в Москве; сын обрусевшего немца-офицера, раненного под Бородином и рано умершего; мать поэта была русская. Семья жила в большой нужде. Учился М. сначала в Моск. дворянском институте, откуда был переведен в Царскосельский лицей. Окончив в 1841 г. курс, М. поступил в канцелярию моск. ген.-губернатора и прослужил в ней 10 лет, не сделав карьеры. Примкнув в конце 40-х гг. к так называемой "молодой редакции" погодинского "Москвитянина", он стал деятельным сотрудником журнала и заведовал в нем русским и иностранным литературным отделом. В начале 50-х гг. только что женившийся М. (см. Софья М.) получил место инспектора 2-й московской гимназии, но интриги сослуживцев, невзлюбивших кроткого поэта за привязанность к нему учеников вскоре заставили его бросить педагогическую деятельность и перебраться в Петербург. Здесь он только числился в археографической комиссии и отдался исключительно литературной деятельности, принимая участие в "Библиотеке для Чтения", "Отечеств. Записках", "Сыне Отечества", "Русском Слове" начальных лет, "Русском Мире", "Светоче" и др. Крайне безалаберный и детски-нерасчетливый, М. жил беспорядочной жизнью литературной "богемы". Еще из Лицея, а больше всего из дружеских собраний "молодой редакции" "Москвитянина" он вынес болезненное пристрастие к вину. В Петербурге он в конце 50-х гг. вступил в кружок, группировавшийся около гр. Г. А. Кушелева-Безбородко. На одном из собраний у графа Кушелева, на котором было много аристократических знакомых хозяина, М. просили сказать какой-нибудь экспромт. Прямодушный поэт горько над собою посмеялся четверостишием: "Графы и графини, счастье вам во всем, мне же лишь в графине, и притом в большом". Большие графины расшатывали здоровье М. и порой доводили его до совершенной нищеты. Дело раз дошло до того, что, забрав во всех редакциях авансы и задолжав всем приятелям, он сидел в лютый мороз в нетопленой квартире и, чтобы согреться, разрубил на дрова дорогой шкаф жены. Беспорядочная жизнь надорвала его крепкий организм; он умер 16 мая 1862 г. М. принадлежит, по определению Аполлона Григорьева, к "литературным явлениям, пропущенным критикой". И при жизни, и после смерти им мало интересовались и критика, и публика, несмотря на старания некоторых приятелей (А. П. Милюков в "Светоче" 1860 г. № 5, Аполлон Григорьев, Вл. Р. Зотов, в первом томе мартыновского издания сочинений М.) произвести его в первоклассные поэты. Это равнодушие понятно и законно. М. — выдающийся виртуоз стиха, и только. У него нет внутреннего содержания; он ничем не волнуется и потому других волновать не может. У него нет ни глубины настроения, ни способности отзываться на непосредственные впечатления жизни. Весь его чисто внешний талант сосредоточился на способности подражать и проникаться чужими чувствами. Вот почему он и в своей замечательной переводческой деятельности не имел любимцев и с одинаковой виртуозностью переводил Шиллера и Гейне, "Слово о полку Игореве" и Анакреона, Мицкевича и Беранже. Даже в чисто количественном отношении поэтическое творчество М. очень бедно. Если не считать немногочисленных школьных и альбомных стихотворений, извлеченных после смерти из его бумаг, а брать только то, что он сам отдавал в печать, то наберется не более десятков двух оригинальных стихотворений. Все остальное — переложения и переводы. А между тем, писать М. стал рано и в 18 лет уже поместил в "Маяке" отрывок из поэмы "Гванагани". Почти все оригинальные стихотворения М. написаны в "народном" стиле. Это та археологически-колоритная имитация, которая и в старом, и в молодом "Москвитянине " считалась квинтэссенцией народности. М. брал из народной жизни только нарядное и эффектное, щеголяя крайне вычурными неологизмами ("Из белых из рук выпадчивый, со белой груди уклончивый" и т. п.) — но в этом условном жанре достигал, в деталях, большого совершенства. Переимчивый только на подробности, он не выдерживал своих стихотворений в целом. Так, прекрасно начатый "Хозяин", изображающий томление молодой жены со старым мужем, испорчен концом, где домовой превращаетя в проповедника супружеской верности. В неподдельной народной песне старый муж, взявший себе молодую жену, сочувствием не пользуется. Лучшие из оригинальных стихотворений М. в народном стиле: "Русалка", "По грибы", "Как у всех-то людей светлый праздничек". К стихотворениям этого рода примыкают переложения: "Отчего перевелись витязи на святой Руси", "Песня про боярина Евпатия Коловрата", "Песня про княгиню Ульяну Андреевну Вяземскую", "Александр Невский", "Волхв" и перевод "Слова о Полку Игореве". Общий недостаток их — растянутость и отсутствие простоты. Из стихотворений М. с нерусскими сюжетами заслуживают внимания: "Отойди от меня, сатана" — ряд картин, которые искушающий дьявол развертывает перед Иисусом Христом: знойная Палестина, Египет, Персия, Индия, угрюмо-мощный Север, полная неги Эллада, императорский Рим в эпоху Тиверия, Капри. Это — лучшая часть поэтического наследия М. Тут он был вполне в своей сфере, рисуя отдельные подробности, не связанные единством настроения, не нуждающиеся в объединяющей мысли. В ряду поэтов-переводчиков М. бесспорно занимает первостепенное место. Особенно хорошо передана "Песня песней". М.-драматург имеет те же достоинства и недостатки, как и М.-поэт; превосходный, при всей своей искусственной архаичности и щеголеватости, язык, прекрасные подробности и никакого ансамбля. Все три исторические драмы М.: "Царская Невеста" (1849), "Сервилия" (1854) и "Псковитянка" (1860) кончаются крайне неестественно и не дают ни одного цельного типа. Движения в них мало, и оно еще задерживается длиннейшими и совершенно лишними монологами, в которых действующие лица обмениваются взглядами, рассказами о событиях, не имеющих непосредственного отношения к сюжету пьесы и т. д. Больше всего вредит драмам М. предвзятость, с которой он приступал к делу. Так, в наиболее слабой из драм его - "Сервилии", рисующей Рим при Нероне, он задался целью показать победу христианства над римским обществом и сделал это с нарушением всякого правдоподобия. Превращение главной героини в течение нескольких <i>дней</i> из девушки, выросшей в строго римских традициях, и притом в высоконравственной семье, в пламенную христианку, да еще в монахиню (неверно и исторически: монашество появляется во II-III в.), решительно ничем не мотивировано и является полной неожиданностью как для ее жениха, так и для читателя. Те же белые нитки предвзятой мысли лишают жизненности "Царскую невесту" и "Псковитянку". Верный адепт погодинских воззрений на русскую историю, М. рисовал себе все древнерусское в одних только величавых очертаниях. Если попадаются у него злодеи, то действующие исключительно под влиянием ревности. Идеализирование простирается даже на Малюту Скуратова. В особенности испорчен тенденциозным преклонением перед всем древнерусским Иоанн Грозный. По М., это — сентиментальный любовник и государь, весь посвятивший себя благу народа. В общем, тем не менее, обе драмы М. занимают видное место в русской исторической драме. К числу лучших мест лучшей из драм М., "Псковитянки", принадлежит сцена псковского веча. Не лишен условной красоты и рассказ матери "псковитянки" о том, как она встретилась и сошлась с Иоанном. Этот рассказ стал излюбленным дебютным монологом наших трагических актрис. "Полное собр. сочинений" М. изд. в 1887 г. Мартыновым, с большой вступительною статьей Вл. Зотова и библиографией соч. М., составл. П. В. Быковым. Сюда вошли и беллетристические опыты М., литературного интереса не представляющие. Из них можно выделить только "Батю" — характерный рассказ о том, как крепостной свою овдовевшую и обнищавшую барыню не только прокормил, но и на салазках перевез из CПб. в Костромскую губ., и как потом эта барыня, по собственному, впрочем, предложению "Бати", продала его за 100 руб. Кроме указанных статей о М., см. еще М. Протопопов, "Забытый поэт", в "Сев. Вестн." 1888 г. № 1. <i> С</i>. <i> Венгеров. </i><br><br><br>... смотреть
Мей Лев Александрович - известный поэт. Родился 13 февраля 1822 г. в Москве; сын обрусевшего немца-офицера, раненного под Бородином и рано умершего; мать поэта была русская. Семья жила в большой нужде. Учился Мей в Московском дворянском институте, откуда был переведен в Царскосельский лицей. Окончив в 1841 г. курс, Мей поступил в канцелярию Московского генерал-губернатора и прослужил в ней 10 лет, не сделав карьеры. Примкнув в конце 40-х годов к "молодой редакции" Погодинского "Московитянина", он стал деятельным сотрудником журнала и заведывал в нем русским и иностранным литературным отделом. В начале 50-х годов Мей получил место инспектора 2-й московской гимназии, но интриги сослуживцев, невзлюбивших кроткого поэта за привязанность к нему учеников, вскоре заставили его бросить педагогическую деятельность и перебраться в Петербург. Здесь он только числился в археографической комиссии и отдался исключительно литературной деятельности, принимая участие в "Библиотеке для Чтения", "Отечественных Записках", "Сыне Отечества", "Русском Слове" начальных лет, "Русском Мире", "Светоче" и др. Крайне безалаберный и детски нерасчетливый, Мей жил беспорядочной жизнью литературной "богемы". Еще из лицея, а больше всего из дружеских собраний "молодой редакции" "Московитянина" он вынес болезненное пристрастие к вину. В Петербурге он в конце 50-х годов вступил в кружок, группировавшийся около графа Г.А. Кушелева-Безбородка . На одном из собраний у графа Кушелева, на котором было много аристократических знакомых хозяина, Мея просили сказать какой-нибудь экспромт. Прямодушный поэт горько над собой посмеялся четверостишием: "Графы и графини, счастье вам во всем, мне же лишь в графине, и притом в большом". Большие графины расшатывали здоровье Мея и порой доводили его до совершенной нищеты. Он сидел в лютые морозы в не топленной квартире и, чтобы согреться, раз разрубил на дрова дорогой шкап жены. Беспорядочная жизнь надорвала его крепкий организм; он умер 16 мая 1862 г. Мей принадлежит, по определению Аполлона Григорьева , к "литературным явлениям, пропущенным критикой".И при жизни, и после смерти, им мало интересовались и критика, и публика, несмотря на старания некоторых приятелей (А.П. Милюков в "Светоче" 1860 г., № 5, Аполлон Григорьев, Вл. Р. Зотов , в первом томе Мартыновского издания сочинений Мея) возвести его в первоклассные поэты. Это равнодушие понятно и законно. Мей - выдающийся виртуоз стиха, и только. У него нет внутреннего содержания; он ничем не волнуется и потому других волновать не может. У него нет ни глубины настроения, ни способности отзываться на непосредственные впечатления жизни. Весь его чисто внешний талант сосредоточился на способности подражать и проникаться чужими чувствами. Вот почему он и в своей замечательной переводческой деятельности не имел любимцев и с одинаковой виртуозностью переводил Шиллера и Гейне, "Слово о полку Игореве" и Анакреонта, Мицкевича и Беранже. Даже в чисто количественном отношении поэтическое творчество Мея очень бедно. Если не считать немногочисленных школьных и альбомных стихотворений, извлеченных после смерти из его бумаг, а брать только то, что он сам отдавал в печать, то наберется не более десятков двух оригинальных стихотворений. Все остальное - переложения и переводы. А между тем писать Мей стал рано и в 18 лет уже поместил в "Маяке" отрывок из поэмы "Гванагани". Почти все оригинальные стихотворения Мея написаны в "народном" стиле. Это - та археологически-колоритная имитация, которая и в старом, и в молодом "Московитянине" считалась квинтэссенцией народности. Мей брал из народной жизни только нарядное и эффектное, щеголяя крайне вычурными неологизмами ("Из белых из рук выпадчивый, со белой груди уклончивый" и т. п.) - но в этом условном жанре достигал, в деталях, большого совершенства. Переимчивый только на подробности, он не выдерживал своих стихотворений в целом. Так, прекрасно начатый "Хозяин", изображающий томление молодой жены со старым мужем, испорчен концом, где домовой превращается в проповедника супружеской верности. В неподдельной народной песне старый муж, взявший себе молодую жену, сочувствием не пользуется. Лучшие из оригинальных стихотворений Мея в народном стиле: "Русалка", "По грибы", "Как у всех-то людей светлый праздничек". К стихотворениям этого рода примыкают переложения: "Отчего перевелись витязи на святой Руси", "Песня про боярина Евпатия Коловрата", "Песня про княгиню Ульяну Андреевну Вяземскую", "Александр Невский", "Волхв" и перевод "Слова о полку Игореве". Общий недостаток их - растянутость и отсутствие простоты. Из стихотворений Мея с нерусскими сюжетами заслуживают внимания: "Отойди от меня, сатана" - ряд картин, которые искушающий диавол развертывает перед Иисусом Христом: знойная Палестина, Египет, Персия, Индия, угрюмо-мощный Север, полная неги Эллада, императорский Рим в эпоху Тиверия, Капри. Это - лучшая часть поэтического наследия Мея. Тут он был вполне в своей сфере, рисуя отдельные подробности, не священные единством настроения, не нуждающиеся в объединяющей мысли. В ряду поэтов-переводчиков Мей бесспорно занимает первостепенное место. Особенно хорошо передана "Песня песней". Мей - драматург, имеет те же достоинства и недостатки, как и Мей - поэт; превосходный, при всей своей искусственной архаичности и щеголеватости, язык, прекрасные подробности и никакого ансамбля. Все три исторические драмы Мея: "Царская Невеста" (1849), "Сервилия" (1854) и "Псковитянка" (1860) кончаются крайне неестественно и не дают ни одного цельного типа. Движения в них мало, и оно еще задерживается длиннейшими и совершенно лишними монологами, в которых действующие лица обмениваются взглядами, рассказами о событиях, не имеющих непосредственного отношения к сюжету пьесы и т. д. Больше всего вредит драмам Мея предвзятость, с которой он приступал к делу. Так, в наиболее слабой из драм его - "Сервилии", рисующей Рим при Нероне, он задался целью показать победу христианства над римским обществом и сделать это с нарушением всякого правдоподобия. Превращение главной героини в течение нескольких дней из девушки, выросшей в строго-римских традициях, и притом в высоконравственной семье, в пламенную христианку, да еще в монахиню (неверно и исторически: монашество появляется во II - III в.), решительно ничем не мотивировано и является полной неожиданностью как для ее жениха, так и для читателя. Те же белые нитки предвзятой мысли лишают жизненности "Царскую невесту" и "Псковитянку". Верный адент Погодинских воззрений на русскую историю, Мей рисовал себе все древнерусское в одних только величавых очертаниях. Если попадаются у него злодеи, то действующие исключительно под влиянием ревности. Идеализирование простирается даже на Малюту Скуратова . В особенности, испорчен тенденциозным преклонением перед всем древнерусским Иоанн Грозный . Но Мей, это - сентиментальный любовник и государь, весь посвятивший себя благу народа. В общем, тем не менее, обе драмы Мея занимают видное место в русской исторической драме. К числу лучших мест лучшей из драм Мея, "Псковитянки", принадлежит сцена псковского веча. Не лишен условной красоты и рассказ матери "псковитянки" о том, как она встретилась и сошлась с Иоанном Этот рассказ стал излюбленным дебютным монологом наших трагических актрис. "Полное собрание сочинений" Мея издано в 1887 г. Мартыновым, с большой вступительной статьей Вл. Зотова и библиографией сочинений Мея, составленной Н.В. Быковым. Сюда вошли и беллетристические опыты Мея, литературного интереса не представляющие. Из них можно выделить только "Батю" - характерный рассказ о том, как крепостной свою овдовевшую и обнищавшую барыню не только прокормил, но и на салазках перевез из Петербурга в Костромскую губернию, и как потом эта барыня, по собственному, впрочем, предложению "Бати", продала его за 100 руб. В 1911 г. сочинения Мея даны в качестве приложения к "Ниве". - Ср. Протопопов "Забытый поэт" (в "Северном Вестнике", 1888 г, № 1); С. Максимов , в "Русском Мысли" (1887, № 7); Як. Полонский , в "Русском Вестнике" (1896, № 9); Б. Садовский, в "Русской Мысли" (1908, № 7); Полянская, в "Русской Старине" (1911); Венгеров "Источники". С. Венгеров.<br>... смотреть
(1822 — 1862) Русский поэт, переводчик. Автор поэтических сборников «Стихотворения», «Стихотворения и переводы», гражданской лирики, стихотворений в с... смотреть
МЕЙ Лев Александрович (182262), русский поэт. Антологич. стихи, интимная лирика, стих, в стиле рус. нар. песен, романсы. Гражд. лирика (в т. ч. «Вечев... смотреть
Мей, Лев Александрович (13 февраля 1822, М. — 16 мая 1862, Спб.) — поэт и переводчикПсевдонимы: А—Мей; Зелинский; Л. М.; Пассажир; ПроезжийЛица, связа... смотреть
Мей Лев Александрович (1822-1862) - поэт, драматург и переводчик. С 1841 г. сотрудник "Москвитянина". Друг М. П. Погодина (см.), Ап. Григорьева (см.), Кушелева-Безбородко (см.) Автор исторических драм из русской жизни ("Царская невеста", "Псковитянка"), легших в основу одноименных опер.... смотреть
МЕЙ Лев Александрович (1822-62) - русский поэт и драматург. Исторические драмы "Царская невеста" (1849), "Псковитянка" (1849-59), на основе которых созданы одноименные оперы Н. А. Римского-Корсакова; лирические стихи, переводы.<br>... смотреть
МЕЙ Лев Александрович (1822-62), русский поэт и драматург. Исторические драмы "Царская невеста" (1849), "Псковитянка" (1849-59), на основе которых созданы одноименные оперы Н. А. Римского-Корсакова; лирические стихи, переводы.... смотреть
МЕЙ Лев Александрович (1822-62) , русский поэт и драматург. Исторические драмы "Царская невеста" (1849), "Псковитянка" (1849-59), на основе которых созданы одноименные оперы Н. А. Римского-Корсакова; лирические стихи, переводы.... смотреть
поэт. Родился 13 февраля 1822 г. в Москве; сын обрусевшего немца-офицера, раненного под Бородином и рано умершего; мать поэта была русская. Семья жила в большой нужде. Учился Мей в Московском дворянском институте, откуда был переведен в Царскосельский лицей. Окончив в 1841 г. курс, Мей поступил в канцелярию Московского генерал-губернатора и прослужил в ней 10 лет, не сделав карьеры. Примкнув в конце 40-х годов к *молодой редакции* Погодинского *Московитянина*, он стал деятельным сотрудником журнала и заведывал в нем русским и иностранным литературным отделом. В начале 50-х годов Мей получил место инспектора 2-й московской гимназии, но интриги сослуживцев, невзлюбивших кроткого поэта за привязанность к нему учеников, вскоре заставили его бросить педагогическую деятельность и перебраться в Петербург. Здесь он только числился в археографической комиссии и отдался исключительно литературной деятельности, принимая участие в *Библиотеке для Чтения*, *Отечественных Записках*, *Сыне Отечества*, *Русском Слове* начальных лет, *Русском Мире*, *Светоче* и др. Крайне безалаберный и детски нерасчетливый, Мей жил беспорядочной жизнью литературной *богемы*. Еще из лицея, а больше всего из дружеских собраний *молодой редакции* *Московитянина* он вынес болезненное пристрастие к вину. В Петербурге он в конце 50-х годов вступил в кружок, группировавшийся около графа Г.А. Кушелева-Безбородка . На одном из собраний у графа Кушелева, на котором было много аристократических знакомых хозяина, Мея просили сказать какой-нибудь экспромт. Прямодушный поэт горько над собой посмеялся четверостишием: *Графы и графини, счастье вам во всем, мне же лишь в графине, и притом в большом*. Большие графины расшатывали здоровье Мея и порой доводили его до совершенной нищеты. Он сидел в лютые морозы в не топленной квартире и, чтобы согреться, раз разрубил на дрова дорогой шкап жены. Беспорядочная жизнь надорвала его крепкий организм; он умер 16 мая 1862 г. Мей принадлежит, по определению Аполлона Григорьева , к *литературным явлениям, пропущенным критикой*. И при жизни, и после смерти, им мало интересовались и критика, и публика, несмотря на старания некоторых приятелей (А.П. Милюков в *Светоче* 1860 г., № 5, Аполлон Григорьев, Вл. Р. Зотов , в первом томе Мартыновского издания сочинений Мея) возвести его в первоклассные поэты. Это равнодушие понятно и законно. Мей - выдающийся виртуоз стиха, и только. У него нет внутреннего содержания; он ничем не волнуется и потому других волновать не может. У него нет ни глубины настроения, ни способности отзываться на непосредственные впечатления жизни. Весь его чисто внешний талант сосредоточился на способности подражать и проникаться чужими чувствами. Вот почему он и в своей замечательной переводческой деятельности не имел любимцев и с одинаковой виртуозностью переводил Шиллера и Гейне, *Слово о полку Игореве* и Анакреонта, Мицкевича и Беранже. Даже в чисто количественном отношении поэтическое творчество Мея очень бедно. Если не считать немногочисленных школьных и альбомных стихотворений, извлеченных после смерти из его бумаг, а брать только то, что он сам отдавал в печать, то наберется не более десятков двух оригинальных стихотворений. Все остальное - переложения и переводы. А между тем писать Мей стал рано и в 18 лет уже поместил в *Маяке* отрывок из поэмы *Гванагани*. Почти все оригинальные стихотворения Мея написаны в *народном* стиле. Это - та археологически-колоритная имитация, которая и в старом, и в молодом *Московитянине* считалась квинтэссенцией народности. Мей брал из народной жизни только нарядное и эффектное, щеголяя крайне вычурными неологизмами (*Из белых из рук выпадчивый, со белой груди уклончивый* и т. п.) - но в этом условном жанре достигал, в деталях, большого совершенства. Переимчивый только на подробности, он не выдерживал своих стихотворений в целом. Так, прекрасно начатый *Хозяин*, изображающий томление молодой жены со старым мужем, испорчен концом, где домовой превращается в проповедника супружеской верности. В неподдельной народной песне старый муж, взявший себе молодую жену, сочувствием не пользуется. Лучшие из оригинальных стихотворений Мея в народном стиле: *Русалка*, *По грибы*, *Как у всех-то людей светлый праздничек*. К стихотворениям этого рода примыкают переложения: *Отчего перевелись витязи на святой Руси*, *Песня про боярина Евпатия Коловрата*, *Песня про княгиню Ульяну Андреевну Вяземскую*, *Александр Невский*, *Волхв* и перевод *Слова о полку Игореве*. Общий недостаток их - растянутость и отсутствие простоты. Из стихотворений Мея с нерусскими сюжетами заслуживают внимания: *Отойди от меня, сатана* - ряд картин, которые искушающий диавол развертывает перед Иисусом Христом: знойная Палестина, Египет, Персия, Индия, угрюмо-мощный Север, полная неги Эллада, императорский Рим в эпоху Тиверия, Капри. Это - лучшая часть поэтического наследия Мея. Тут он был вполне в своей сфере, рисуя отдельные подробности, не священные единством настроения, не нуждающиеся в объединяющей мысли. В ряду поэтов-переводчиков Мей бесспорно занимает первостепенное место. Особенно хорошо передана *Песня песней*. Мей - драматург, имеет те же достоинства и недостатки, как и Мей - поэт; превосходный, при всей своей искусственной архаичности и щеголеватости, язык, прекрасные подробности и никакого ансамбля. Все три исторические драмы Мея: *Царская Невеста* (1849), *Сервилия* (1854) и *Псковитянка* (1860) кончаются крайне неестественно и не дают ни одного цельного типа. Движения в них мало, и оно еще задерживается длиннейшими и совершенно лишними монологами, в которых действующие лица обмениваются взглядами, рассказами о событиях, не имеющих непосредственного отношения к сюжету пьесы и т. д. Больше всего вредит драмам Мея предвзятость, с которой он приступал к делу. Так, в наиболее слабой из драм его - *Сервилии*, рисующей Рим при Нероне, он задался целью показать победу христианства над римским обществом и сделать это с нарушением всякого правдоподобия. Превращение главной героини в течение нескольких дней из девушки, выросшей в строго-римских традициях, и притом в высоконравственной семье, в пламенную христианку, да еще в монахиню (неверно и исторически: монашество появляется во II - III в.), решительно ничем не мотивировано и является полной неожиданностью как для ее жениха, так и для читателя. Те же белые нитки предвзятой мысли лишают жизненности *Царскую невесту* и *Псковитянку*. Верный адент Погодинских воззрений на русскую историю, Мей рисовал себе все древнерусское в одних только величавых очертаниях. Если попадаются у него злодеи, то действующие исключительно под влиянием ревности. Идеализирование простирается даже на Малюту Скуратова . В особенности, испорчен тенденциозным преклонением перед всем древнерусским Иоанн Грозный . Но Мей, это - сентиментальный любовник и государь, весь посвятивший себя благу народа. В общем, тем не менее, обе драмы Мея занимают видное место в русской исторической драме. К числу лучших мест лучшей из драм Мея, *Псковитянки*, принадлежит сцена псковского веча. Не лишен условной красоты и рассказ матери *псковитянки* о том, как она встретилась и сошлась с Иоанном Этот рассказ стал излюбленным дебютным монологом наших трагических актрис. *Полное собрание сочинений* Мея издано в 1887 г. Мартыновым, с большой вступительной статьей Вл. Зотова и библиографией сочинений Мея, составленной Н.В. Быковым. Сюда вошли и беллетристические опыты Мея, литературного интереса не представляющие. Из них можно выделить только *Батю* - характерный рассказ о том, как крепостной свою овдовевшую и обнищавшую барыню не только прокормил, но и на салазках перевез из Петербурга в Костромскую губернию, и как потом эта барыня, по собственному, впрочем, предложению *Бати*, продала его за 100 руб. В 1911 г. сочинения Мея даны в качестве приложения к *Ниве*. - Ср. Протопопов *Забытый поэт* (в *Северном Вестнике*, 1888 г, № 1); С. Максимов , в *Русском Мысли* (1887, № 7); Як. Полонский , в *Русском Вестнике* (1896, № 9); Б. Садовский, в *Русской Мысли* (1908, № 7); Полянская, в *Русской Старине* (1911); Венгеров *Источники*. С. Венгеров. См. также статьи: Арнольд Юрий Карлович ; Баженов Александр Николаевич ; Бородин Александр Порфирьевич ; Быков Петр Васильевич ; Гербель Николай Васильевич ; Григорьев Аполлон Александрович ; Островский Александр Николаевич ; Россия, разд. Русская литература (1848 - 1855) ; Россия, разд. Светская музыка (XIX век) ; Сырокомля Владислав .... смотреть