ЕРЕМИН ИГОРЬ ПЕТРОВИЧ

(5(18).IV.1904, Ревель (Таллинн) — 17.IX.1963, Ленинград) — литературовед. Ок. ЛГУ (1924), занимался в семинарии акад. В. Н. Перетца, с 1938 — проф. ЛГУ. Первая печатная работа («Притча о слепце и хромце в древнерусской письменности») вышла в 1924. В ЛГУ Е. с 1938 по день смерти читал курс истории рус. лит-ры XI—XVIII вв., вел спецкурсы и спецсеминары по истории древнерус. и укр. лит-р; в течение нескольких лет был деканом филол. ф-та, а с 1951 до своей кончины возглавлял каф. рус. лит-ры. Д-р филол. наук (1937).

Науч. деятельность Е. была связана с Отделом древнерус. лит-ры ИРЛИ АН СССР, сотрудником которого он был с 1934 по 1963 включительно.

В науч. занятиях Е. большое место занимает исследование конкретных памятников древнерус. публицистики и учительной лит-ры. В русле этой проблемы стоит изучение творчества и изд. соч. Кирилла Туровского. Ряд работ Е. посвящен вопросам худ. специфики древнерус. лит-ры, ее жанровых особенностей, анализу приемов и особенностей летописного стиля. С самого начала науч. деятельности Е. в сферу его занятий входит также история укр. лит-ры и, в частности, история укр. нар. театра, особое место здесь занимает творчество Ивана Вишенского. Интересовали Е. также и лит. явления рубежа XVII—XVIII вв. Его перу принадлежит несколько статей, посвящ. анализу поэтич. творчества Симеона Полоцкого и Феофана Прокоповича, им же осуществлено и изд. соч. этих писателей (1953 и 1961). Е. написал ряд разделов для первых трех томов академич. истории рус. лит-ры (1941—48) и для первого тома «Истории русской литературы в трех томах» (1958). Курс лекций по истории древнерус. лит-ры был дважды издан посмертно (1968 и 1987).

В лекциях Е. значит. место занимает раздел о С. В кон. 50-х — нач. 60-х Е. читал в ун-те спецкурс по С.

Первой печатной работой Е., специально посвящ. С., является статья «„Слово о полку Игореве“ (К вопросу о его жанровой природе)» (1944). Основой послужил докл. Е. на данную тему, прочит. им в 1943 в Саратове на заседании Ассоциации филологов ЛГУ, Саратовск. гос. ун-та и Саратовск. пед. ин-та (здесь в это время находился в эвакуации ЛГУ). Продолжением и развитием проблематики статьи 1944 явилась статья 1950 «„Слово о полку Игореве“ как памятник

168

политического красноречия Киевской Руси». Кратким дополнением к этим двум работам служит статья «К вопросу о жанровой природе „Слова о полку Игореве“» (1956). Рассматривая С. в единстве всех элементов его худ. структуры и анализируя его в ряду произведений худ. и полит. красноречия, Е. показывает, что одноврем. наличие всех худ. особенностей, всех формальных признаков, определяющих жанр худ. красноречия, присуще и С. С., по определению Е., — произведение ораторского искусства, памятник светского эпидейктич. красноречия Киевской Руси. Е., отвечая своим оппонентам, писал.: «Почему я считаю указанные мною художественные особенности „Слова о полку Игореве“ признаками его ораторской природы? Только потому, что в такой комбинации, в таком сочетании, в аналогичном идейно-художественном контексте они действительно встречаются только в памятниках старинного художественного красноречия, древнерусского в частности, и нигде больше не встречаются» (С. 32). Е. подчеркивает, что С. «никогда и никем не было произнесено в порядке устной импровизации, и в этом его коренное отличие от тех речей, которыми в свое время обменивались князья и их дружинники и которые, надо полагать, относительно точно воспроизводились летописцами. Речь такого литературного совершенства, как „Слово о полку Игореве“, могла быть только написана» (Лекции и статьи... С. 125). Принципиально важно в этом отношении такое наблюдение Е. Похвальное «Слово» игумена Выдубицкого монастыря Моисея (входит в состав Ипат. лет. под 1200), «относительно которого нам достоверно известно, что оно было произнесено публично, в присутствии князя Рюрика и его семьи», имеет такую фразу (в обращении к Рюрику): «...нашея грубости писание приими, акы дар словесен». «Таким „писанием“, т. е. произведением, составленным в письменной форме, — заключает Е. — несомненно было „Слово о полку Игореве“ — величайший известный нам памятник политического красноречия в Киевской Руси и всей древнерусской литературы в целом» (Там же). Гипотеза Е. о С. как памятнике ораторского искусства не возобладала в науке о С. Однако после работ Е. даже те исследователи, которые не разделяют его точки зрения, признают бесспорное наличие в худ. структуре С. ярко выраж. ораторского начала.

В статье «„Слово о полку Игореве“ в русской, украинской и белорусской поэзии» Е. представляет обзор истории С. в поэзии России, Украины и Белоруссии с 1800 по 1946. Е. анализирует все наиболее известные поэтич. переводы и переложения С., дает объективную характеристику их поэтич. значения, анализ их соотношения с поэтикой, идейным и худ. смыслом самого С. С позиций совр. понимания и восприятия С. Е. подвергает резкой критике ряд переводов, в свое время пользовавшихся большой популярностью у читателей и благосклонным отношением критиков (в частности, переводы Д. Минаева, Н. Гербеля, Л. Мея и др.). Е. показывает несостоятельность и резкое несоответствие оригиналу переводов С., сделанных в стихотв. манере известных рус. поэтов XIX в. или же имитирующих дух нар. поэзии. Переводы С. сов. поэтов, вышедшие в свет ко времени написания статьи, Е. делит на 4 группы: 1) «в плане той или иной поэтической системы XIX—XX вв., под того или иного поэта, обычно „любимого“»; 2) «следуя примеру Л. Мея и его эпигонов, считают своим долгом придать „Слову“ недостающий ему „народный“

169

колорит и соответственно этому переводят его в народно-песенном ладе»; 3) «создают свои собственные вольные композиции на текст „Слова“»; 4) «ищут путей к такому переводу „Слова“, который наиболее адекватно оригиналу передавал бы не только его текст, но и его своеобразный, в силу своей архаичности, нелегкий для нашего современного понимания поэтический стиль» (С. 50). К последней группе Е. относит переводы Г. Шторма, С. Шервинского, И. Новикова, А. Югова. Перевод Н. Заболоцкого, отмечая его высокую поэтичность, он зачисляет в третью группу. При анализе укр. переводов Е. останавливается на переводах М. А. Максимовича, Ст. Руданского, Панаса Мирного, В. А. Кендзерского, Н. Ф. Чернявского, В. Щурата, М. Рыльского, дает характеристику переводу отрывков из С. Тараса Шевченко. Из белорус. он останавливается на переводе Янки Купалы.

Докл. Е. на юбилейной сессии ИРЛИ АН СССР 15 окт. 1947 (к 30-летию окт. революции) явился основой для статьи Е. «„Слово о полку Игореве“ в советском литературоведении». Ученый охарактеризовал исследования С. с 1917 по 1947 и наметил основные задачи его дальнейшего изучения.

Е. подчеркивал необходимость бережного отношения к тексту С.: «...ближе к тексту первого издания! — вот лозунг, которым должны, как мне кажется, руководствоваться и издатели „Слова“, и его переводчики» (Лекции и статьи... С. 105). Он решительно возражал против гипертрофир. критики древнерус. текста С.: «Следует положить конец конъектурным поправкам там, где это не вызывается необходимостью, т. е. где текст первого издания понятен и сам по себе, без какого-либо вмешательства с нашей стороны. Обилие поправок, часто ненужных, недостаточно обоснованных, — серьезная угроза „Слову о полку Игореве“» (С. 106).

Е. считает, что три «темных места» С.: «...у Плѣсньска на болони, бѣша дебрь Кисаню и не сошлю къ синему морю», «И схоти ю на кровать и рекъ...», «Рекъ Боянъ и ходы на Святъславля пѣстворца стараго времени Ярославля Ольгова коганя хоти...» — исправлению не поддаются, и все предлож. толкования не могут быть признаны удовлетворительными. Поэтому, полагает он, эти отрывки должны оставаться в изд. древнерус. текста С. в чтении Перв. изд., а в переводах их следует опускать.

Е. принадлежат изд. С. В переводе Е. стремится не изменять ничего там, где текст XII в. понятен и восприятие лексики оригинала, в контексте фразы в целом, не таит в себе произвольн. или искажен. понимания исходного смысла. Вместе с тем Е. стремится не оставлять неизвестных совр. читателю слов. Напр., такие слова, как «шереширы», «бремены» (см. Бремя), «насады» он соответственно передает словами — «копья», «клади», «челны». В краткой заметке к своему переводу Е. писал: «В редких случаях в перевод внесены слова, в оригинале отсутствующие, — для прояснения тех мест текста, которые в дословном переводе остались бы для читателя не вполне понятными» (Художественная проза Киевской Руси XI—XII веков. С. 338). Изменение порядка слов по сравнению с оригиналом, дополнит. слова в переводе определяются не только стилистически-смысловыми соображениями, но и стремлением подчеркнуть ритмичность текста С. В. И. Стеллецкий в статье о худ. переводах и переложениях С. счел нужным

170

отметить, что, хотя перевод Е. напечатан без разделения на ритмич. отрезки, он тем не менее ритмичен. Е. утверждал, что С. написано не стихами, а ритмич. прозой: «Характерная для „Слова“ временная инерция ритма еще отнюдь не доказывает и не может доказать стихотворной его природы ... перед нами — особая ритмическая проза, прихотливый неровный узор которой отражает движение поэтической мысли автора» (Лекции и статьи... С. 121).

По мнению Е., С. было создано вскоре после похода Игоря. Определяющее значение, считает он, имеет смысл разговора Гзака с Кончаком, преследующих бежавшего из плена князя. В этом разговоре, бесспорно, имеется в виду женитьба Владимира Игоревича на Кончаковне и их уход на Русь. Следовательно, С. не могло быть написано ранее этого события, а оно датируется кон. 1187. Таким образом, С. было написано в конце этого года или в самом нач. 1188. Попытки определить имя автора С., по мнению Е., бесцельны, так как мы не располагаем никакими данными для решения этой проблемы.

Е. и в работах о жанре С., и в лекциях останавливался на вопросах композиции С., особенностях изображения в нем героев, на проблеме соотношения текста С. с уст. нар. творчеством, на стилистич. строе произведения, на проблеме соотношения образа автора с текстом памятника. Задача автора С., считал Е., заключалась не в ист. освещении событий, а в том, чтобы напомнить своим читателям и слушателям об обстоятельствах похода Игоря и в связи с ними обратить внимание на те ассоциации с событиями прошлого, которые возникали у него самого и должны были заинтересовать читателя. Эта черта С. объясняется его публицистичностью, злободневностью, что обусловило и присущее С. соотношение образа автора С. с текстом его произведения. Автор С., по определению Е., «заполняет собою все произведение от начала до конца. Голос его отчетливо слышен везде: в каждом эпизоде, едва ли не в каждой фразе. Именно он, „автор“, вносит в „Слово“ и ту лирическую стихию, и тот горячий общественно-политический пафос, которые так характерны для этого произведения» («Слово...» как памятник... С. 111).

Соч.: Слово о полку Игореве: (К вопросу о его жанровой природе) // Учен. зап. ЛГУ. № 72. Л., 1944 (на обложке — 1945). Сер. филол. наук. Вып. 9. С. 3—18 (то же под назв.: Жанровая природа «Слова о полку Игореве» // Еремин И. П. Литература Древней Руси: (Этюды и характеристики). М.; Л., 1966. С. 144—163); «Слово о полку Игореве» в русской, украинской и белорусской поэзии // Учен. зап. ЛГУ. № 90. Л., 1948. Сер. филол. наук. Вып. 13. С. 35—59; «Слово о полку Игореве» в советском литературоведении // ТОДРЛ. 1948. Т. 6. С. 15—23; «Слово о полку Игореве» как памятник политического красноречия Киевской Руси // Слово. Сб. — 1950. С. 93—129 (то же в кн.: Еремин И. П. Лекции и статьи по истории древней русской литературы. Л., 1987. С. 235—281); К вопросу о жанровой природе «Слова о полку Игореве» // ТОДРЛ. 1956. Т. 12. С. 28—34; Слово о полку Игореве // Худ. проза Киевской Руси XI—XIII веков / Сост., пер. и примеч. И. П. Еремина и Д. С. Лихачева; Вступ. статья Д. С. Лихачева. М., 1957. С. 243—259 [перевод], 333—338 [статья], 338—343 [комм.], 343—350 [древнерус. текст]; [примеч. к пер. В. А. Жуковского «Слова о полку Игореве»] // Слово о полку Игореве / Пер. В. А. Жуковского; Илл. В. А. Серова. М.; Л., 1963. С. 44—46; [Ред. текста и прозаич. пер. «Слова о полку Игореве». Из кн.: Художественная проза Киевской Руси XI—XIII веков. М., 1957] // Слово о полку Игореве / Поэтич. пер. В. А. Жуковского; Вступ. статья Д. С. Лихачева; Гравюры на дереве В. А. Фаворского. М., 1964. С. 35—50 (переизд.: М., 1967. С. 35—50; М., 1968. С. 33—46; Л., 1976. С. 40—56); «Слово о полку Игореве» // Еремин И. П. Лекции по древней русской литературе. Л., 1968. С. 95—127 (то же в кн.: Еремин И. П. Лекции и статьи по истории древней русской литературы. Л., 1987. С. 99—132).

171

Лит.: Назаревский А. А. 1) О жанровой природе «Слова о полку Игореве» // Наук. зап. Київськ. держ. ун-ту ім. Т. Г. Шевченка. Київ, 1955. Т. 14, вин. 1. С. 113—144 (Філол. збірник. № 7); 2) Еще о жанровой природе «Слова о полку Игореве» // Вісник Київськ. держ. ун-ту. 1958. № 1. Сер. філології та журналістики. Вип. 2. Літературознавство. С. 68—71; Головенченко — 1955 (по указателю); Вольман Славомир. К вопросу о риторическом характере «Слова о полку Игореве» // Slavia. Praha, 1956. Roč. 25. Seš. 3. S. 416—435; Дылевский Н. М. Художественная проза Киевской Руси // Език и лит-ра (София). 1959. № 4. С. 343—346; Стеллецкий В. И. «Слово о полку Игореве» в художественных переводах и переложениях // Слово — 1961. С. 309; Головенченко — 1963 (по указателю); Дмитриев Л. А. Исследователь «Слова о полку Игореве» И. П. Еремин // Исследования «Слова». С. 220—228.

Дмитриев Л. А. И. П. Еремин: Некролог // ТОДРЛ. 1964. Т. 20. С. 418—424; Демкова Н. С. Хронологический список научных трудов И. П. Еремина (1904—1963) // Там же. С. 425—431; Махновець Л. Є. Пам’яті І. П. Ерьоміна // Рад. літ. 1964. № 1. С. 158; Лихачев Д. С. Об Игоре Петровиче Еремине // Еремин И. П. Литература Древней Руси: (Этюды и характеристики). М.; Л., 1966. С. 3—8 (то же: Лихачев Д. С. Прошлое — будущему: Статьи и очерки. Л., 1985. С. 450—457).

КЛЭ; Булахов. Энциклопедия.

Л. А. Дмитриев

Смотреть больше слов в «Энциклопедии "Слова о полку Игореве"»

ЕРМОЛАЕВ АЛЕКСАНДР ИВАНОВИЧ →← ЕЛЕОНСКИЙ СЕРГЕЙ ФЕДОРОВИЧ

T: 174